Одним апрельским деньком в дельте Селенги
Она проснулась от ноющей боли. «Ну, началось», - мелькнула в голове мысль. Еще вчера неощущаемый ровный строй зубов сейчас как будьто бы распался на отдельных «солдатов», каждый из которых кричал о своей болезненности. «Пора идти», - она огляделась. В сумраке наступающего дня недалеко виднелись тела еще трех таких же как она щук. Словно три покрытые тиной палки они стояли совершенно обездвижено, не шевеля ни единым плавником. Только еле заметное движение жабр выдавало в них жизнь.
- Ну, что, идем?
-Рано еще, - после некоторой паузы ответила одна из соседок, - Вода пока старая идет.
- Да сколько ж можно ждать свежей воды?! Там наверху непонятно что творится. Весна – не весна, зима - не зима. Льдом все прошлогодние полянки позабивало, дышать нечем! Идти надо, иначе пиявки нас окончательно заедят.
- Хочешь, иди. У меня зубы еще не заболели. Это ты, ранняя какая-то…
Остальные щуки молчали. Видимо жалели силы. А может и им тяжко было под гнетом серого льда в вонючей воде залива.
- Как хотите, я пошла.
Щука махнула на прощание хвостом и пошла в сторону реки. Взмах за взмахом вода становилась все чище, и в какой-то момент рыба почувствовала мягкий толчок в бок. Вот и течение. Она повернулась к потоку и слегка приоткрыла рот. Вода сама омывала жабры. Прилила кровь, сердце застучало чаще, в голове прояснилось. Заглохла зубная боль. Рыба постояла на месте еще несколько минут, ощущая, как мышцы наливаются силой, как становится легче дышать, и пошла вверх по течению.
Воды было совсем мало. Там, где в прошлом году она останавливалась передохнуть, на дне лежал лед. Из-за такого толстого льда знакомая река стала совсем другой. Отдыхать приходилось то в карманах во льду, то за какой-нибудь кочкой. Так и перебегала она от одной кочки к другой, от кочки ко льду. Отдыхала – и снова рывок.
Вода бежала совсем плохая. Год назад в это время в потоке уже вовсю улавливались струйки «небесной» воды. Пусть они были слегка мутноваты, зато на вкус были сладкие и придавали дополнительные силы. Сейчас вода была пресная, безвкусная, отдающая горечью разлагающейся травы.
По мере продвижения вперед все чаще и чаще навстречу стали попадаться стайки ельцов. Завидев щуку, они метались в панике и забивались в щели между дном и льдом. Она пробовала пару раз догнать особо аппетитных, но те успевали защемиться в укрытие. Окуни были крупные, держались важно, понимая, что она ничего с ними сделать не сможет, но дорогу уступали. Щука снова почувствовала себя королевой реки.
Несколько раз она встречалась с другими щуками. Их было немного, рискнувших пойти вверх по реке до того, как она наполнится талой водой. За одной из кочек щука встретила свою старую тетку. Сначала она дернулась было прочь, помятуя о том, как одна из таких же тетушек года два назад чуть не проглотила ее, оставив на память несколько шрамов возле хвоста. Но вспомнила, что сама сейчас такого веса, что от нее удирают все племянницы и врядли какая тетка посмеет сделать лишнее движение по отношению к ней.
- Привет, то же на нерест?
- Привет. Куда все, туда и я.
- Ты-то как с такой своей массой продираешься здесь?
- Да не говори, нынче кошмар какой-то. Местами чуть ли не землю приходится рыть, чтобы дальше продраться. Воды совсем нет. Хоть от пиявок почистилась немного.
- А что за проволока изо рта торчит?
- Не знаю! Плыла себе, плыла. Вижу, сорожка у дна копошится и не убегает. Я же мимо такой халявы не проплыву! Только проглотила, смотрю, она, оказывается, к этой проволоке привязана. И эта проволока меня тащит куда-то! Ну, я уперлась об лед как следует, дала хвостом и все – никто никуда не тащит. Вот только хрень эта во рту осталась, но ни чего, выйдет потихоньку. Ты поосторожней будь, что-то не так с этими сорожками! В конец распоясались…
Грузная тетка осталась отдыхать за корчей до вечера, а щука поплыла дальше. Наверху явно светило солнце, здесь подо льдом была великолепная видимость. Силы уже уходили, пора было находить ямку со стайкой ельца и залегать там на отдых до вечера.
На середине пути очередного рывка она вдруг увидела ельчика, остолбенело уставившегося на нее. Инстинкт сработал мгновенно. Прижатый мощными челюстями елец даже не шевелился. Не останавливаясь, разворачивая рыбку головой в глотку, щука продолжала свою перебежку. «Какие-то плавники слишком жесткие и колючие» - мелькнуло у нее в голове, и тут резкий рывок опрокинул ее на бок, а в глотку впились чьи-то чужие зубы. Щука на мгновение потеряла ориентацию. От резких движений со дна поднялась муть. Когда она развеялась, рыба увидела длинную веревку, идущую от ее рта куда-то наверх, ко льду. Она еще ничего не успела сообразить, как веревка дернулась, «зубы» впились еще глубже, и от резкой боли рыбина разинула рот. Веревка потащила ее в сторону. Рыба заметалась, но куда там, воды было мало, разбежаться было некуда. Неведомая сила подтащила ее к круглому окну во льду, из которого в воду лился слепящий свет, попыталась завернуть ее туда, навстречу к свету. Но не тут-то было. Широкая голова рыбы на мелководье не заворачивалась в сторону. Возникла пауза. Щука дернулась, но веревка тут же вернула ее на место. «Может на этом все и кончится», - появилась в голове надежда. Но тут по стенкам окна что-то заскрежетало, скользнуло по голове щуке (она снова от испуга чуть дернулась, но без толку) и уперлось в дно. Рыба увидела толстую блестящую проволоку, заканчившуюся большим крюком. Проволока медленно повернулась, крюк зашел под жабру – и …
Пролетев, как фанера над Парижем, на щуке в Провале, я жаждал реванша. Из головы не уходил вопрос, как это так, сотня живцов, два десятка жерлиц – и ни одной поклевки. Дурной какой-то год нынче, совсем щуки нет. Апрель на дворе, а в прошлом году мы в марте уже во всю от флажка к флажку бегали.
На этот раз с учетом сделанных выводов, что щука возможно из сора пошла в реку, решил ехать в дельту Селенги на какую-нибудь протоку. Специфика состояла в том, что рыбалка в речных протоках жерлицами осуществлялась не по площадям, а по точкам. Установленная на правильной точке уда в реке за день могла дать столько щук, сколько не снилось ни одной жерлице в сору. Но эти точки еще надо было знать. Без местного проводника в дельте делать нечего.
Компания собралась разношерстная. С Улан-Удэ я, с Иркутска поездом подъехал мой друг детства Михаил, а в качестве проводника к нам присоединился старый рыбак с села Творогово – Володя Каргин. Он-то и должен был нам показать секретные «пятачки» в одной из селенгинских проток.
На лед выехали еще затемно. Полчаса езды по реке по накатанной трассе, несколько своротов – и вот мы едем по какой-то узенькой протоке. По неведомым нам приметам, еле различимым в свете начинающегося дня, Володя привел нас к пятачку, где ловится живец. Обрывистый берег сравнялся со льдом. Всего сантиметрах в 30 от земли старые лунки. Даже не верится, что здесь должна быть рыба. «Бурите, бурите, тут затишок», - не доверять старому рыболову, чье лицо уже порядочно обгорело за эту позднюю весну, было нельзя. Приготовился затупить ножи об «глухарь», но воды действительно подо льдом оказалось много.
3 апреля, а термометр кажет -10. Лунки совсем не по-весеннему быстро затягиваются ледком. Из-за далекого Хамар-Дабана показалось солнце, окрасив горизонт и прилегающие к нему тучи сочным гранатовым цветом. К ветру и непогоде.
Чем выше солнце, тем активнее клев ельчика. Одной проблемой меньше, живец у нас будет.
Подловив живца начинаем заниматься жерлицами. Первый пятачок на неприметном месте между двумя пологими берегами – дрисьва, как называют их местные. Ничем непримечательное место выдают только старые лунки. Три метра в любую сторону и попадаешь в «глухарь» либо на сильное течение. Ставим несколько жерлиц. Лед в реке не меньше, чем в озере – по рукоять.
Пока настраиваю уды, Володя внушает оптимизм, рассказывая, как в прошлые выходные они поймали здесь трех щучин, а четвертую не смогли поднять – сломала вертлюжок на поводке. - «Килограмм под десять была мамка, как е…ет по леске, я аж чуть не упал!». Под сердцем начинает сосать от предвкушения, а руки заметно подрагивают. Ох, эти бы байки да в жизнь!
Переезжаем километр ниже, где протока впадает в другую. На выходе еще один «пятачок». «Здесь мелкая берет, но чаще. – Володя показывает, где бурить лунки, - Туда не лезь, там мелко!» Бурим сначала «Тонаром» на 130 мм почти до воды, а добиваем лунку «Норой» на 150. Так быстрее, и ножи шведские не тупятся.
Все, «пятачки» забиты жерлицами, теперь остается ждать. Возвращаемся к ельцовой точке. На этот раз буримся в стороне от затишка на струе. Здесь, со слов Володи, должен быть окунь. Бормашить не надо.
Достаю стандартный набор окунятника: легкая удочка, мормышка на тонкой леске, на крючок опарыша. Леску сразу сносит течением. Глубина подо льдом метр. Не клюет. После активной работы с буром и жерлицами посидеть на ящике одно удовольствие. Тянет восточный ветер, нехолодно.
Люблю порыбачить в дельте. Здесь больше конкретики, чем в сору. Вот берег, вот яма, вот струя, вот затишок, вот мелководье. Рыба стоит по свалам, найдешь его и будешь с уловом. Кормить вовсе необязательно. Осенью по струе можно хариуса половить, по протокам щуку на блесну. Зимой отводишь душу на ельце и окуне. Летом сом на донки, карась на поплавочку, щука, язь и окунь на блесну. Куча проток, озер, стариц. За высоким камышом всегда можно укрыться от ветра. В верхней части дельты, где берега еще высоки и покрыты кустами, легко можно нарваться на козу, в обилии обитающую по многочисленным островам.
Уже прилетели журавли – их крики меня вывели из забытья. Бедненькие, рановато для них. Ночью-то небось подмерзают с непривычке после теплого юга. По идее, еще недели две – и начнется гусиная охота.
Заклевал окунь. Причем поклевки здесь, на течении, у него не как на озере. Мормышку бъет с разгона, а не давит, из-за чего поклевка проявляется в виде подскакивающего вверх кивка.
Первый жерличный пятачок от нас всего метра в 70, поэтому взгляд с необычайной периодичностью перескакивает с кивка в сторону жерлиц. И вот он приятный сердцу момент – завиделся флажок. Поклевка!!!
Народ сдергивается с места, в руки пешню и ведро с живцом.
Жерлицы у меня двух видов: заводские и самоделки. У каждого вида свои плюсы и минусы. Первые, например, занимают больше места в ящике и времени при собирании-разбирании: приходится снимать и катушку, и флажок, и крючки. Бывает, резко распрямившаяся пружина при поклевке роняет жерлицу на бок, леска перехлестывается и, щука, почувствовав стопор, выплевывает живца (очень обидная вещь). Если на следующее утро приходится пешней раздалбливать лунку, то подставку жерлицы приходится ставить в воду. Зато лунка под такой жерлицей долго не замерзает. Самодельные жерлицы лишены вышеуказанных недостатков, однако под ними в морозы моментально замерзает лунка, соответственно, вмерзает леска, что дает щуке шанс просто сорвать живца. Впрочем, некоторые рыбаки придумали выход из данного положения: в сильные морозы или на ночь они закрывают лунку с жерлицей кусками материи.
И рыбачить интереснее на самоделки. При поклевке щука начинает уходить в сторону, заглатывая живца, и свободный конец лески со стопором на конце начинает свое движение по льду. По стопору четко видно поведение щуки, на сколько метров она ушла от лунки. По разматывающейся катушке это сделать сложнее. Поклевки щук в стоячей воде отличаются от поклевок на течении. Во втором случае хищница берет с ходу и идет дальше, как правило, не останавливаясь. Стопор в это время несется, прыгая по снегу, с бешенной скоростью к лунке и с характерным щелчком вбивается в жерлицу. Эффектное зрелище!
На сработавшей жерлице вся леска уже выбрана, и стопор дрожит от напряжения. Подсекаю, сидит. Мерная рыбина ходит тугими рывками, но дается легко. Подвожу к лунке, и тут словно зацеп за корягу. Дальше не идет. В чем дело, неужели точно в коряги завела? Заглядываю в лунку. В конце полутораметрового тоннеля виднеется голова рыбы. Блин, мелко, не заводится! Напарник убегает в машину за багориком – наконец-то пригодился!
Толщина льда нынче не дружит с длиной багра. Приходится раздеваться и залазить в лунку рукой. Вращательно-поступательные движения крюком – и вот она, красавица, на белом свете. Есть почин! Пошла рыбка в реку – улов сегодня будет.
Постепенно сердце успокоилось. Пролетела очередная пара журавлей, их курлыканье еще долго раздавалось на селенгинской дельтой. День только-только начался.